Владимир Васильев - Чужие миры [ Авт. сборник]

И тут раздался крик, неожиданный и громкий. Соломея указывала пальцем на лежащего Омута. Когда Боромир приподнял полотно, укрывавшее покойника, стала видна рука — ладонь и предплечье. Взгляды, прикованные к мечу, не сразу остановились на ней.

Это не была рука человека. Темная кожа со вздутыми венами, жесткая щетина, крючковатые пальцы и длинные звериные когти.

Вишена вздрогнул, кто-то позади охнул, а Боромир рывком сдернул с Омута покрывало.

— Чур меня, — выдохнул он и отшатнулся.

Вместо Омута на лавке лежало сущее страшилище. Та же темная звериная кожа, сильно выступающая нижняя челюсть, белоснежные клыки, не меньше медвежьих, закатившиеся глаза — сплошные белки без зрачков.

Все отпрянули невольно, как обожженные.

— Вот тебе и Омут, — процедил Боромир и накинул покрывало на неподвижное тело. Роксалан крикнул, в палату ввалились два дюжих стражника с крючьями.

— В лес и сжечь! Немедля! — приказал Боромир, кивая на лавку.

В палате повисло озадаченное молчание, и тут в дверях возникла высокая фигура Таруса-чародея, вызвав вздох облегчения и надежды.

Тарус-чародей мог многое, все это прекрасно знали. Вишена вздохнул, как и все, и нагнулся, чтобы поднять сверток с мечами.

Меч на шкуре остался только один, но он стал заметно крупнее, словно два маленьких меча слились воедино.

Вишена застыл полусогнутым.

Вечером Боромир с Тарусом собрали всех приезжих на совет. Тарус уже выслушал истории Вишены и Омута и выглядел озабоченным, несколько настороженным, но уж никак не запуганным — кто может запугать Таруса-чародея?

Ему исполнилось всего двадцать шесть лет, но славу Тарус успел стяжать немалую. Особенно заговорили о нем после Северного Похода, когда выяснилось, что заклинаниями Тарус владеет не менее успешно, чем мечом, и хотя чаще ему приходилось быть чародеем, это совсем не значило, что он перестал быть воином. Без Таруса Боромир не мыслил теперь ни одного похода. И не зря — чародей приносил удачу и всегда верил в свои силы, заражая уверенностью и всю Боромирову дружину.

Тарус медленно окинул взглядом присутствующих. Потом усмехнулся.

— Боромир!

Боромир ответил взглядом.

— Боград!

Бородатый и плешивый венед поднял руку.

— Тикша!

Крепкий черноглазый хлопец, не отпуская руки Соломеи, встал.

— Славута!

Высокий белокурый дрегович, как и Боград, поднял руку.

— Вишена!

Вскинул кулак и он.

— Соломея!

Девушка поднялась, и в углу кто-то хмыкнул. На него тотчас зашикали.

Тарус прикрыл глаза, готовый говорить. Вишена, оглядев названных, сразу понял — лишь Боград знает, о чем пойдет речь.

— Помните ли поляну в Чикмасе? В год долгой осени?

Вишена зажмурился. Еще бы не помнить! События семилетней давности стояли перед глазами, словно и не было этих лет и зим.

Тогда их собралось семеро — Тарус, совсем еще юный и никому не известный чародей, Боромир — его ровесник, добряк и домосед, Славута — тоже еще молодой бродяга-дрегович, пришедший с севера и подружившийся с обоими, Вишена, случайно попавший из Лойды в Чикмас и так же случайно встрявший в эту компанию, Тикша — хулиганистый мальчишка-сорвиголова и не менее хулиганистая Соломея; им с Тикшей не исполнилось тогда и по четырнадцати лет. Лишь Боград уже тогда был бородатым и плешивым, он оказался старшим в семерке. Жил он на востоке, у самой границы печенежских земель, со своими венедами-кочевниками и часто наведывался в Лойду, Тялшин, Рыдоги и Чикмас, к отцу Боромира и другим знакомым. Боград тоже мог бы назваться чародеем, потому что немало умел, но все же оставался больше воином. Именно после встречи с Боградом Тарус стал чаще и охотнее пользоваться чарами, хотя нельзя сказать, что Боград его чему-то учил. К этому времени Тарус накопил достаточно знаний; Боград лишь добавил ему веры в себя.

Вишена ясно помнил, началось все вечером. Темнело, Пяшниц, селение, подобное Андоге, затих; Вишена строгал весло к моноксилу, когда его окликнули. Боград с Тарусом одновременно махали руками из-за плетня, и Вишена тут же отбросил в сторону надоевшее весло. Они выбрались за стену и вал, где уже ждали Славута с Боромиром, а чуть позже, держась за руки, появились Тикша и Соломея.

До этого момента Вишена все помнил совершенно отчетливо, а вот дальнейшее как-то слилось в памяти в сплошную яркую картинку.

Боград откуда-то принес меч и отдал его Боромиру, Тарус отвел всех в лес, на небольшую круглую поляну. Тут уже лежали квадратом четыре бревна; те, что на северо-запад и юго-восток, — прямо на траве, два других — поверх первых. В стороне, торчком, стояло еще одно, комлем к небу. И горели рядом с ним два костра.

Боромир взял меч, правой рукой за рукоятку, левой за лезвие, и сел внутрь квадрата, по-басурмански скрестив ноги. Остальные разошлись по углам и присели — Тикша у северного, Вишена с Тарусом у восточного, Соломея у южного, Славута и Боград — у западного. Тикша с Соломеей, скрестив руки, положили их на кончики бревен. Остальные четверо лишь одной рукой коснулись дерева, другую направив ладонью на Боромира, причем Тарус через Боромира замыкался на ладонь Бограда, а Вишена точно так же на Славуту.

Сначала Вишена долго ничего не замечал и, стараясь ни о чем не думать, пробовал мысленно «нащупать» ладонь Славуты. Потом костры вдруг стали разгораться, хотя дров в них никто не подбрасывал, стало светло, почти как днем. Боромир, сидя внутри квадрата, чуть заметно покачивался. Постепенно Вишена ощутил легкое жжение в ладонях, но оно было не болезненным, а скорее приятным. Боромир замер, и Вишена машинально закрыл глаза. И увидел… нет, не увидел, а воспринял — ощутил, что ли? — картину, которая потрясла его враз. Все они — все семеро — представились мечом, но не конкретно мечом, а неким образом, понятием меча вообще. Тарус и Боград — клинок, Боромир — острие, Славута — рукоятка, сам Вишена — гарда, а Тикша с Соломеей — ножны. Соединившись в одно целое, чему трудно подобрать название, они накачивали меч в руках Боромира энергией, даже не вполне сознавая, что делают. Вишена не мог понять, откуда берется эта сила, но она присутствовала здесь. Чувствовалось, как она перетекает по бревнам, скользит в руку, тянется с ладони к Боромиру, а от него — к мечу. Ощущение было воистину сказочное.

Открыв глаза, Вишена увидел, что Боромир, словно окаменев, сжимает в руке что-то светящееся и продолговатое, а остальные зажмурились и замерли, касаясь бревен, по которым течет, струится мерцающий поток радужного света, поглотив руки до локтей. А потом сияющий меч в руках Боромира вдруг полыхнул пламенем и взорвался, развалившись на мелкие осколки; они, словно падающие звезды, рассыпались вокруг. Костры сразу же погасли, стало темно, лишь ночное небо нависло над поляной, будто удивляясь — что это там внизу происходит?